02.04.2009
Совсем недавно мы отметили 65-летие полного снятия блокады и вспоминали о сотнях тысяч жертв. Снова прозвучали воспоминания о страшных, безжалостных днях.
В Вагановской школе на Уроке мужества мы услышали потрясающий рассказ Таисии Филипповны Левкович – в прошлом учителя:
«Когда началась война, мне уже было 12 лет, я закончила 4 класса. Надо было идти в 5-й, но в Борисовой Гриве и Рахье школы не работали. Многие эвакуировались или умерли. Отца взяли в армию, но потом вернули – он машинист и работал на транспорте. Мать взяли на окопы, которые рыли где-то под Колтушами. Нас оставалось пятеро детей в семье. Мне 12 лет, сестре – 13, самому младшему братику – около двух лет. Мы оставались дома одни. Жить, конечно, было очень страшно…
Вокруг стояли зенитки. Мы жили в Борисовой Гриве. Туда привозили эшелоны – эвакуировали ленинградцев. Поезд шел долго, не час и не два. На одну сторону платформы выгружали мёртвых и складывали в штабеля, а на другую сторону, там, где сейчас ларёк, – живых.
125 блокадных граммов – это не тот хлеб, что вы знаете. Это маленький кусочек, как спичечный коробок, и он был похож на пластилин или кусочек глины.
Нас было 7 человек, и на день мы получали кило и 125 граммов. Получалось меньше чем полбуханки – на семерых.
В магазин отоваривать карточки ходила я. Моя старшая сестра была какая-то румяная. Она один раз стояла в очереди, и за ней пошли женщины. Говорят: из этой девочки будут хорошие котлеты. Мама больше в магазин её не отправляла.
Я была очень худенькая, синяя, одни кости – какие из меня котлеты! Чтобы занять очередь, выходила в два часа ночи, потому что привезенный хлеб разбирали – и на всех не хватало. Хлеб привозили на лошади, из Рахьи.
Выходила в два часа ночи, и было очень темно. Соблюдалось затемнение, поезда ходили без сигналов, машины тоже без света. Были страшные морозы. Идешь, а перед тобой человек, укутанный одеялом. Он падает – и тут же умирает.
Один раз так я шла, и дяденька упал. Говорит: доченька, подними. Я говорю: дяденька, если я вас подниму, то сама упаду… Иду обратно – он уже мертвый, раздетый и от него куски мяса отрезаны. Людоедство все-таки было… Были страшные морозы, под 40 градусов.
Школа открылась в 43-м году в Рахье. Ходили из Борисовой Гривы пешком, во вторую смену. Обратно выходили часов в 7-8. Было темно и очень страшно, потому что по всем дорогам лежали трупы. А у кладбища – вообще штабелями. Идешь в темноте, думаешь, что дрова лежат, а это трупы, - и так везде».
Другая выпускница вагановской школы Таисия Михайловна Великорусова рассказывает о блокаде:
«Когда началась весна, мы собирали лебеду. Суп был такой: вода, соль, лебеда. Ели крапиву, мокрицу. На детские карточки давали иногда воблу и пшено.
Я всё время карточки при себе носила, чтобы не потерять. У моего мужа сестра потеряла карточки – и вся семья умерла с голоду».
Но на днях нам довелось прочитать на сайте журнала «Социологические исследования» статью доктора философских наук, профессора философского факультета Российского государственного гуманитарного университета Наталии Никитичны Козловой «СЦЕНЫ ИЗ ЖИЗНИ "ОСВОБОЖДЕННОГО РАБОТНИКА".
Автор статьи цитирует и комментирует «дневник партийного и профсоюзного работника Николая Андреевича Рибковского, который тот вел во время ленинградской блокады». «5 декабря 1941 г. он становится инструктором Отдела кадров Горкома партии Ленинграда. Он начинает жить не как все».
Особенно интересны для нас те заметки, которые оставил Рибковский о пребывании в Мельничном Ручье. Запись от 5 марта 1942 года – в самые тяжелые дни блокады:
"Вот уже три дня как я в стационаре горкома партии. По-моему, это просто-напросто семидневный дом отдыха и помещается он в одном из павильонов ныне закрытого дома отдыха партийного актива Ленинградской организации в Мельничном ручье.
Обстановка и весь порядок в стационаре очень напоминает закрытый санаторий в городе Пушкине... Очевидцы говорят, что здесь охотился Сергей Миронович Киров, когда приезжал отдыхать... От вечернего мороза горят щеки... И вот с мороза, несколько усталый, с хмельком в голове от лесного аромата вваливаешься в дом, с теплыми, уютными комнатами, погружаешься в мягкое кресло, блаженно вытягиваешь ноги...
Питание здесь словно в мирное время в хорошем доме отдыха: разнообразное, вкусное, высококачественное. Каждый день мясное - баранина, ветчина, кура, гусь, индюшка, колбаса; рыбное - лещ, салака, корюшка, и жареная, и отварная, и заливная. Икра, балык, сыр, пирожки, какао, кофе, чай, триста грамм белого и столько же черного хлеба на день, тридцать грамм сливочного масла и ко всему этому по пятьдесят грамм виноградного вина, хорошего портвейна к обеду и ужину.
Питание заказываешь накануне по своему вкусу.
Я и еще двое товарищей получаем дополнительный завтрак, между завтраком и обедом: пару бутербродов или булочку и стакан сладкого чая.
К услугам отдыхающих - книги, патефон, музыкальные инструменты - рояль, гитара, мандолина, балалайка, домино, биллиард... Но, вот чего не достает, так это радио и газет...
Отдых здесь великолепный - во всех отношениях. Война почти не чувствуется. О ней напоминает лишь далекое громыхание орудий, хотя от фронта всего несколько десятков километров.
Да. Такой отдых, в условиях фронта, длительной блокады города, возможен лишь у большевиков, лишь при Советской власти.
Что же еще лучше? Едим, пьем, гуляем, спим или просто бездельничаем слушая патефон, обмениваясь шутками, забавляясь "козелком" в домино или в карты...
Одним словом, отдыхаем!... И всего уплатив за путевки только 50 рублей".
Вы ждёте каких-то выводов из сравнения воспоминаний разных людей об одном и том же времени? А может быть, вы уже сделали их сами? Одни скажут, что партноменклатура – это людоеды, а другие, наоборот, извлекут практический урок для себя: будь ближе к власти – и с голоду не умрёшь.
Мы не будем никого учить и осуждать. Мы - не врачи, мы - боль.
|
ОКРЕСТНОСТИ ПЕТЕРБУРГА:
Путеводители
Карты
Краеведение
Военная история
Фотогалерея
Старый сайт
Начало
F.A.Q.
Регистрация
Вход
