днем 2 марта 1918 года над городом послышалось гудение аэроплана, скрытого высоко нависшими облаками, а к вечеру его видели над центром столицы. Как писали газетчики, «он, как хищная птица с громадными черными крыльями», реял над городом.

Собрались зеваки, обсуждали: наш или не наш? Заключали даже пари. И вдруг оглушительный взрыв сотряс набережную руки Фонтанки в районе Горсткина моста. Тут всегда бывало многолюдно: рядом - улей Сенной площади, к которому ведет Горсткина улица (нынешняя ул. Ефимова). Улицу наполнил густой дым, среди звона вылетевших стекол раздались крики раненых.

Когда первый шок прошел, из близлежащей Обуховской больницы доставили носилки, на которые погрузили жертв - дворников окружающих домов и уличных торговцев, получивших ранения. Дворнику Сергею Голицыну перебило ногу, его товарищу Ивану Шкурову раздробило бедро. Торговец Тимофей Виноградов получил тяжелое ранение в живот, а торговки Евдокия Сысоева и Акулина Лампиева отделались мелкими ранениями осколками снарядов и стекла...

Как выяснилось, виновником кровавого происшествия был вовсе не вражеский аэроплан, а не имевшие большого опыта в борьбе с самолетами наши артиллеристы. Они пустили по следу аэроплана снаряд, но он не разорвался в воздухе, как следовало, а, описав траекторию, долетел до чугунной решетки набережной Фонтанки...

На следующий день после этой драмы вновь произошло «досадное недоразумение», снова попавшее на страницы газет. Над городом опять появились аэропланы, наши зенитчики открыли огонь, но тут же поступило распоряжение прекратить пальбу, поскольку в небе висели наши самолеты-разведчики. В этот раз обошлось без жертв, но один из снарядов все же залетел во двор дома на Гороховой ул., 32, со стороны Мучного переулка. Начиненный шрапнелью «стакан» попал в крышу надворного флигеля и через межэтажные перекрытия угодил прямиком в комнату, жилец которой, на счастье, только что вышел в аптеку. Пробитый потолок и вылетевшие стекла - таков был на этот раз итог обстрела, зафиксированный газетчиками.